Журнал "Воздухоплаватель"

ВОЗДУХОПЛАВАТЕЛЬ И АВИАТОР АЛЕКСАНДР КУПРИН

В данной статье речь пойдет о русском писателе Александре Куприне и его первом знакомстве с небом – из корзины аэростата и с борта аэроплана.

Balloonist and airman Alexander Kuprin

This article about Russian writer Alexander Kuprin and his first acquaintance with the sky – from a balloon basket and from board of an airplane.

Трудно найти писателя, который бы интересовался спортом больше, чем Александр Куприн. Причем интересовался не умозрительно, как болельщик, а самым активным образом, занимаясь в разное время и бегом, и боксом, и фехтованием, и футболом, и стрельбой в цель, и охотой. Ему хорошо было известно чувство «мышечной радости» (его выражение) после занятий атлетикой или плаванием.

ОДЕССКИЙ АЭРОНАВТ

Этот интерес вел Куприна на чемпионаты борьбы, в цирк, туда, где требовались сильные мускулы, ловкость, мужество и крепкие нервы. Удивительно ли, что он первым среди известных русских литераторов поднялся в небо на воздушном шаре?

Произошло это осенью 1909 года в Одессе. Пилотом был друг Александра Ивановича, кумир Одессы Сергей Уточкин – человек подстать Куприну по спортивным увлечениям. Они познакомились за пять лет до полета, и с тех пор дружба их не прерывалась.

Куприну нравился пылкий темперамент этого любимца одесской публики, его бурная, беспокойная, тревожная жизнь, вся «на краю риска», нередко «лицом к лицу со смертью». Как и Куприн, Уточкин перепробовал многие виды спорта, в каждом добивался успеха, не решаясь остановиться на каком-нибудь одном. Ненасытная жажда новых впечатлений была очень знакома и Куприну.

Авиация появилась в начале минувшего века. Воздухоплавание существовало уже много лет, но интереса к себе не теряло. Приезд в мае 1907 года в Одессу аэронавта Эрнесто Витолло, совершавшего не только полеты на воздушном шаре, но и прыжки с парашютом, стал событием.

Публичные полеты Витолло собирали на улицах тысячные толпы. Конечно, Уточкин тоже был очевидцем этих полетов. Более того, он серьезно «заболел» воздухоплаванием и напросился к заезжему аэронавту в помощники. Целыми днями он пропадал на взлетной площадке, хорошо изучил воздушный шар и даже совершил с Витолло один полет. Когда же тот покинул Одессу, Уточкин в складчину с двумя приятелями купил небольшой воздушный шар и начал самостоятельные полеты. Сначала - в Одессе, а затем отправился на гастроли за границу, в Египет. Летал в Каире и Александрии, над пирамидами.

ИДЕЯ «ОДЕССКИХ НОВОСТЕЙ»

Но все же самым знаменитым, пожалуй, надо считать его полет с писателем Александром Куприным. Он состоялся десять дней спустя после того, как Уточкин получил от Одесского аэроклуба официальный диплом пилота-воздухоплавателя.

Воздушное путешествие на аэростате «Россия» было организовано аэроклубом по инициативе и на средства газеты «Одесские новости». Редактор этой популярной газеты И.М.Хейфец обратился к писателю с предложением принять участие в полете, а затем поделиться на страницах газеты своими впечатлениями. И Куприн, никогда еще не поднимавшийся в небо, как отмечала газета, «с восторгом согласился».

Разрешение на полет было получено не сразу. Дело в том, что воздушный шар «Россия» принадлежал Одесскому аэроклубу. Правление клуба, не зная еще об участии в полете прославленного писателя, отказалось предоставить шар. Ссылались на большое число заявок, поданых раньше. Когда же выяснилось, кто именно летит, мнение аэроклубовцев сразу же изменилось на противоположное.

Полет был назначен на четверг, 11 сентября, но скверная погода с дождем и сильным ветром, дувшим в сторону моря, заставила перенести отлет на ближайшее воскресенье.

О том, что полет с Куприным состоится 13 сентября между 11 и 12 часами, одесситы узнали из газетных объявлений и афиш, расклеенных по городу. Местом взлета, как сообщалось, должна была послужить территория «бывшей выставки домоустройства» на Софийской улице. Она выгодно отличалась от других мест тем, что туда подходила магистральная труба завода, вырабатывавшего светильный газ, и, таким образом, проблема с наполнением шара легко решалась.

Накануне, в субботу, погода все еще не радовала. Казалось, что полет придется снова переносить. Тем не менее, ночью оболочка шара, его корзина и все необходимое оборудование были доставлены на Софийскую. К утру воскресенья небо неожиданно прояснилось, ветер начал стихать, и матросы морского батальона приступили к наполнению аэростата.

ПРЕДСТАРТОВЫЙ АЖИОТАЖ

Интерес к предстоящему полету был огромен. Публика осаждала кассу, стараясь заполучить билет (он стоил 25 копеек) на взлетную площадку. Там расставили в несколько рядов стулья, но на всех их не хватило, поскольку вокруг шара собралось более тысячи человек.

Среди зрителей присутствовали многие одесские журналисты, артисты, профессура. «Автора «Поединка», - писали о Куприне «Одесские новости», - публика преследует по пятам и окружает кольцом». Масса народа, «бесплатные зрители», заполнила Софийскую улицу, все ближайшие переулки и эстакаду на Пересыпи, откуда взлет шара тоже можно было прекрасно наблюдать.

Вместе с пилотом Уточкиным, кроме Куприна, должны были лететь еще двое: уже упомянутый редактор И.М.Хейфец и корреспондент московской газеты «Русское слово» И.А.Горелик.

Старт задерживался. Только к половине третьего удалось полностью подготовить шар к полету. «Знаменитый беллетрист, - отмечали «Одесские новости», - как и другие участники полета, Хейфец и Горелик, совершенно спокойны. Все с нетерпением ждут момента, чтобы отправиться на прогулку по воздуху и испытать ощущения, которые никогда в жизни в другой раз, быть может, не испытаешь».

Кажется, можно садиться в корзину – но не тут-то было. «Наступает еще несколько томительных моментов, - вспоминал Куприн, - тащат сниматься». Корреспонденты газет и фотографы-любители окружают шар. Просят не шевелиться, принять позу, один за другим щелкают «кодаки».

Всем трем пассажирам предстояло отправиться в полет на воздушном шаре в первый раз. «Я мысленно спрашиваю свое сердце: «Не страшно? - рассказывал Куприн. – Прислушиваюсь и не замечаю в себе ничего, кроме боязни показаться смешным или неловким».

БЛАЖЕННЫЙ ПОКОЙ

Корзина аэростата - небольшая, тесная для четверых человек. Воздухоплаватели-пассажиры с трудом пробираются сквозь толпу, плотно обступившую воздушный шар. Они забираются в корзину с неловкостью новичков, путаясь в подвесных канатах. Уточкин отдает стартовой команде последние распоряжения. Публика теснится у самой корзины и никакие увещевания матросов и городовых уже не действуют.

При громких аплодисментах зрителей и криках «Ура!» шар плавно поднимается. «П-п-поберегите ваши шляпы! Я м-м-могу их нечаянно сбить к-к-корзиной!» - весело кричит Уточкин (он, как известно, был заикой с детства). При этом для шутки пилот считает необходимым высыпать немного балластного песку на публику. Больше всего достается какой-то расфранченной даме, модная шляпка которой оказывается вся запорошена песком.

«Я положительно уверяю, - рассказывал Куприн, - что даже не заметил момента отделения от земли. Я едва-едва успел только разглядеть несколько знакомых лиц, различить несколько дружеских улыбок и услышать гул невнятных криков». Через минуту шар уже был на высоте, с которой взлетная площадка казалась небольшим белым прямоугольником, усеянным крохотными людьми. Проходит еще минута, и аэростат на высоте 400 метров проплывает над Одессой, которая отсюда напоминает, как писал Куприн, «карту города, изданную городской управой».

Воздухоплаватели-новички постепенно обживают корзину, которая кажется им теперь не такой уж и тесной. Время от времени Уточкин вынимает из кармана небольшой круглый прибор – анероид и сообщает высоту: 500 метров, 600, 700. Ветер несет их к Большому Фонтану.

Несколько раз пилот бесстрашно и ловко взбирается по снастям к шару, чтобы что-то исправить там. «Между тем мы уже на высоте 900 метров, - рассказывал писатель. – Ощущение ровного, блаженного, неизъяснимого покоя все больше окутывает каким-то сладким сном тело и душу. Гляжу вниз на распластанные, плоские кварталы пригородов и все яснее чувствую, что ничто в мире меня уже больше не связывает с землей».

ТОРГ С ВЫСОТЫ

Одно огорчало и портило настроение Куприна: на аэростате не разрешалось курить из-за опасности пожара и взрыва светильного газа, заполнявшего оболочку шара. Чтобы не искушать себя, Александр Иванович даже нарочно оставил папиросы дома. Время от времени он инстинктивно опускал руку в карман и, спохватившись, испытывал «противное разочарование».

Неожиданно Уточкин предлагает временно опуститься на высоту 100-80 метров, поскольку, как он считал, только на малой высоте «чувствуется весь ужас бездны». Он тянет за тонкий красный шнур, приоткрывая газовый клапан аэростата. Высота быстро уменьшается. Но выбросив немного балластного песку, пилот заставляет шар снова начать подъем, и через пару минут они уже на высоте 1250 метров, в самой высокой точке полета.

Быстрый подъем – и высота отзываются болью в ушах. Стало заметно холоднее. «Но зато какая глубокая тишина, - восхищался Куприн, - какая чудесная неподвижность, какое волшебное забвение о времени!». Теперь они летели уже за пределами города, над невспаханными полями, и было ясно видно, как тень шара тоже медленно двигается вместе с ним.

Балласт подходил к концу, следовало подумать о посадке. Сбросили гайдроп – толстый тяжелый канат, замедляющий скорость полета, и якорь. Шар - уже на высоте метров сорока от земли. Видно, как со всех сторон бегут местные жители, крестьяне из ближайшей деревни. Уточкин просит их придержать гайдроп, а якорь положить в телегу и отбуксировать шар на удобное место посадки.

Начинается с высоты своеобразный торг: крестьяне требуют за помощь десять рублей, Уточкин предлагает пять. Кажется, сговорились на шести рублях. Но тут появляется некий провокатор, который заявляет, что брать с воздухоплавателей нужно никак не меньше 25 рублей. «Поскольку случалось, - говорит он, - что шар уносил с собой не только телегу, но и лошадь». К счастью, спорам этим положил конец подъехавший автомобиль знакомых Уточкина, следивших за полетом…

МЕЧТЫ ОБ АЭРОПЛАНЕ

Вскоре канат якоря был привязан к задней оси авто, и шар на буксире медленно двинулся в сторону деревни. И вот корзина с аэронавтами мягко касается земной тверди, а шар, постепенно выпуская газ, ложится рядом. «Земля – ее темный вид, ее могучий запах, - писал позже Куприн, - мне кажутся вновь чудесными и прекрасными».

Крестьяне бесцеремонно топчутся в сапогах на тонкой оболочке аэростата, курят свои цигарки, не обращая внимания на просьбы бросить их ввиду опасности огня. Уточкин, широко разведя руки, старается оттеснить толпу. Неожиданно раздается возглас: «Хлопцы, да он наших девок лапает!». Кажется, это был самый опасный момент воздушного путешествия. Но находчивость Уточкина спасла его и на этот раз. «П-п- погляди мне в глаза! - закричал он прямо в лицо негодяя. – Как это пришло тебе в голову!» И удивительно, окрик этот подействовал. «Через несколько минут, - вспоминал Куприн, - опустевший шар был уложен вдвое и вчетверо, втиснут в корзину и втащен в подводу».

Поздним вечером с трудом нашли огромный рыдван, с кучером которого за немалую цену удалось договориться доставить их в Одессу. Ехали около пяти часов. По дороге Сергей Уточкин рассказывал о своей горячей мечте научиться летать на аэроплане. С восторгом отзывался о первых авиаторах: братьях Райт, Фармане, Блерио.

И, как известно, вскоре осуществил задуманное, стал авиатором. Произошло это 15 марта 1910 года, когда он без указаний инструктора и предварительной подготовки сел в аэроплан и полетел. До него были известны лишь три подобных случая, все во Франции. Два дня спустя он снова поднялся в воздух, а в апреле уже демонстрировал публичные полеты в Киеве.

Куприн совершил полет на крылатой машине восемь месяцев спустя после Сергея Уточкина, 12 ноября 1910 года – полет, который едва не стоил ему жизни. Тогда авиация только зарождалась, самолеты были еще далеки от совершенства, ненадежны, полеты на них – рискованны. Чуть ли не каждый день приходили вести об увечьях и гибели авиаторов.

АВИАТОР-БОГАТЫРЬ

Куприн любил летчиков, восхищался их отвагой, считал людьми особой породы, лишенной обычных низменных чувств: трусости, зависти, скупости, мелочности. «Мне кажется, - писал он в очерке «Люди-птицы», - что у них и сердце горячее, и кровь краснее, и легкие шире, чем у их земных братьев».

Первый полет на аэроплане Александр Иванович совершил со своим другом Иваном Заикиным – знаменитым борцом, волжским богатырем, неожиданно для многих ставшим еще и авиатором. Куприн считал себя «повинным» в этом. Он вспоминал, как однажды вместе с Заикиным был на аэродроме и наблюдал за полетами. Иван загорелся мыслью научиться летать. И Александр Иванович поддержал эту мысль, взяв слово с Заикина, что тот поднимет в воздух его, Куприна, одним из первых.

Борец уехал во Францию и там, в Мурмелоне, в авиационной школе Анри Фармана освоил опасное летное дело. Он вернулся на родину к осени 1910 года и начал, как и другие авиаторы, показывать публичные полеты.

Куприн видел их, сидя на трибуне одесского ипподрома, служившего взлетным полем. После посадки Заикин заметил писателя. Богатырь «добродушно размял толпу», подошел к Куприну и, помня данное слово, пригласил полетать. Было очень холодно. Для облегчения веса Александр Иванович снял пальто, грудь утеплил газетами, пришпилив их булавками к жилету. Кто-то одолжил ему меховую шапку с наушниками, и он с Заикиным пошел к самолету.

Иван Заикин летал на «Фармане» - популярном тогда французском биплане. Пилот и пассажир сидели на этой «летающей этажерке» совершенно открыто: впереди – авиатор, сзади него – пассажир.

«Садиться было довольно трудно, - рассказывал Куприн. – Нужно было не зацепить ногами за проволоки и не наступить на какие-то деревяшки. Механик указал мне маленький железный упор, в который я должен был упираться левой ногой. Правая нога моя должна была быть свободной. Таким образом, Заикин, сидевший впереди и немного ниже меня на таком же детском креслице, как и я, был обнят мною ногами».

ЖЕРТВУЯ СОБОЙ

Взлетели не сразу. Машина была перегружена. Заикин и Куприн были людьми солидного телосложения. Вместе они весили пудов четырнадцать, то есть более 220 килограммов! Аэроплан то слегка отрывался от земли, то снова катился по ипподрому. Наконец пилоту удалось поднять машину и начать набирать высоту.

Он сделал поворот, потом еще один и еще. Ветер ударил им в спину. Заикин почувствовал, что удержать аэроплан в воздухе не удастся. Машина проваливалась все больше и больше. Она неслась на зрителей. Их было, наверное, тысячи три. Заикин решил пожертвовать собой и пассажиром, но спасти от смерти и увечий, быть может, десятки людей. Последний крутой поворот, аэроплан падает и врезается левым крылом в землю на расстоянии двадцати метров от насмерть перепуганной публики.

«Треск, звон. Куприн пролетел через меня метров на десять, как мячик, - вспоминал позже Заикин. – Меня с силой выбросило из сиденья, придавило аэропланом. Крики ужаса:

- Убились! Разбились!

Куприн быстро вскочил на ноги, кричит:

- Старик, жив?

- Жив, - говорю, - курилка!

Вылезаю из-под обломков. Онемело все тело, встать не могу. Чувствую, у меня мокро в сапоге, наверное, кровь».

Чудом Куприн в этой аварии почти не пострадал. Заикин повредил ногу и плечо. Потом, в гостинице, врач осмотрел авиатора и нашел, что, вероятно, треснула кость ноги и переломана ключица. Можно сказать, еще легко отделались…

Потеряв аэроплан, Заикин больше в авиацию не вернулся. Он снова отдался целиком спорту, цирку, еще много лет выступал на аренах с силовыми номерами и как борец.

Свои полеты Александр Куприн запомнил на всю жизнь. И, несмотря на то, что один из них чуть было не стал для него роковым, навсегда сохранил восторженное отношение к «людям воздуха», а ощущение полета ставил выше «чудес самой чудесной из сказок».

Геннадий Черненко