Дмитрий Момзяков: «Закон №1 – от полетов надо получать удовольствие!»
Один из пионеров возрождения современного российского воздухоплавания Дмитрий Момзяков рассказывает о своём пути в воздухоплавании.
One of the path-breakers of Russian sportsaeronautics’ revival is Dmitry Momzyakov. He tells about his way in aeronautics.
(Статья была написана в 2000 году. Прим. ред.)
—Как я попал в воздухоплавание? Вернулся из армии в 1989 г. и, восстановившись на второй курс МАИ, случайно прочитал объявление о том, что Центр НТТМ «Феникс» набирает в свои ряды энтузиастов воздухоплавания. Как человек, который был болен небом (еще со школы увлекался прыжками с парашютом, занимаясь в ДОСААФе), решил туда пойти. В Центре занимался конструированием газовых аэростатов, т.е. работал на производстве, был менеджером по сувенирной продукции. Прокрутившись там год, ни разу не поднявшись в воздух, случайно увидел другое объявление, что желающие приглашаются в школу пилотов. Так я познакомился со Стасом Федоровым. Он пригласил к себе. Школа базировалась в общежитиях авиационного института. Обучение заключалось в следующем: набрали кучу энтузиастов и «бросили» их на постройку одноместного газового аэростата типа «прыгун» (200 м3). Под чутким руководством Стаса мы его сделали за неделю. Я впервые поднялся в воздух (на веревке) на День города в 1990 году, на каком-то стадионе. Мне очень понравилось – работа была живая. «Экосфера» тогда специализировалась только на газовых аэростатах, было очень много привязных подъемов с рекламой. Иногда на «прыгуне».
—Поясни, пожалуйста, что такое «прыгун»?
—Это одноместный газовый аэростат, предназначенный для первоначального обучения пилотов-аэронавтов. Его можно было сделать с минимальной всплывной силой - на одном поле совершить несколько полетов: оттолкнуться ногами, пролететь несколько метров, затем опять, коснувшись земли, оттолкнуться от нее и т.д. Так можно скакать по полю, отрабатывая какие-то навыки по пилотированию. Это методика еще 1930-х годов.
Спустя несколько месяцев, в ноябре меня зачислили в штат техником на полставки. Я занимался ремонтом аэростатов, а также их производством. И был «мальчиком на побегушках». Очень хотелось летать. Я, а также еще несколько человек: Алексей Павлов, Ярослав Коршунов, поехали со Стасом Федоровым в Рыльск на базу ЦАО - ведомство Давида Мееровича Шифрина. Каким-то образом договорились с ним, чтобы нам выделили 200 баллонов с водородом. И начали полеты. Знали только теорию: груз сбросишь – пойдешь вверх, дернешь за клапан – пойдешь вниз. Как сейчас помню: март, снег лежит. Консультантом у нас был Аркадий Николаевич Новодережкин, который буквально на пальцах нам объяснял всю теорию полета. Наполнили шар, не могли никак найти песка для балласта – нашли кучу мерзлой картошки. Набили ею балластные мешки. Аркадий Николаевич спросил нас: «Вы знаете все «подводные» камни, которые вас могут подстерегать в полете?» Мы, естественно, покивали головами. У самих опыта никакого не было. Первым полетел Алексей Павлов. Чтобы не упускать газ при посадке, мы придумали якорь: нашли сломанный школьный стул, от него остался только один остов из железок, торчащих в разные стороны. Перед посадкой мы его сбрасывали на длинной веревке, он цеплялся за кусты. Потом подъезжала машина, мы дозаправлялись, менялся человек в парашютной подвесной системе.
Когда ловили Лешу Павлова, он мне сказал: «Бросай картошку вниз – пойдешь вверх. Клапан дернешь - вниз, но много не дергай – разобьешься! Вот тебе радиостанция (карт не было), держи визуальную связь с машиной, чтобы она на полях тебя перехватывала». Сажают меня, Стас держит веревку. Попробовал, вроде я иду вверх, отпускает - я полетел. Первый момент - полная растерянность. Так я первый раз поднялся в воздух в свободный полет. Не на тепловом, как абсолютное большинство воздухоплавателей, а на газовом аэростате. Весь полет длился около часа. Я справился с волнением. Нашел свою машину. Повезло, что она шла параллельным курсом. Загнал ее на поле. Приземлился на поле, сбросил «якорь» - стул... Так произошел мой первый полет.
А потом было много привязных подъемов на газовых аэростатах. В основном на одноместных прыгунах. В те времена тогдашние коммерсанты это любили. Это происходило так: поднимается привязной газовый аэростат-прыгунок, он назывался «Дрозд», - с размещенным на нем рекламным транспарантом. И кто-то должен находиться в подвесной системе. Сначала это было интересно, но потом мы уже на спичках кидали, кто будет висеть. Потому что три-четыре часа на ветру болтаться в этой подвесной системе (причем болтались иногда хорошо - амплитуда достигала до 40 метров - над проводами троллейбусными) - не выдерживали просто вестибулярные аппараты. Мне говорили: «Вот ты пилот, - меня тогда сразу зачислили в штат пилотом, - ты и виси». У меня бывало и так, что по 6-7 часов болтался, не вылезая из подвесной системы.
А свой первый полет на тепловом аэростате я совершил на Чемпионате СССР по воздухоплаванию. Я связался с Ромасом Баканаускасом. И меня пригласили обсервером. В экипаже Скучеренко - летчика-испытателя КБ им.Мясищева - я совершил первый полет на тепловике. С тех пор я понял, что буду пилотом. И в 1992 г. я попал в школу пилотов в Вильнюсе к тому же Ромасу Баканаускусу. При этом любви к парашютному спорту я не терял, поэтому во время школы совершил пару прыжков с парашютом. Вот, летаю до сих пор, может быть, не так активно, как хотелось. Работа очень много времени занимает. Совмещаю парашют и аэростат.
—А сколько у тебя прыжков с парашютом?
—Сейчас уже почти восемьсот (на момент 2001 года - ред.).
—Страшно прыгать?
—Да. Как у нас говорят, не страшно – значит, дурак. Когда человек рождается, даже плавать не умеет. Небо - не его стихия. Должен быть какой-то мандраж, боязнь. Волнение всегда присутствует перед каждым прыжком.
—Ты участвуешь в Чемпионатах мира, Европы, других соревнованиях?
—Практически нет, загрузка по работе - я же директор «Экосферы».
—С момента образования?
—Нет, я уже четвертый. Фирме 12 лет, я руковожу с 1993 г. Летать-то я могу, а на спортивную подготовку, тренировки особого времени нет. Мое участие сводилось к тому, что я несколько раз был в командах в качестве штурмана с людьми, которые занимали призовые места. С Юрой Тараном, когда он занял первое место, с Сергеем Войновым, когда он в этом году занял третье место. Правильно говорят: мне надо подготовиться и выступить в спортивном мероприятии. Теория мне ясна, что делать - ясно. Надо потренироваться.
Меня спорт, в общем, никогда особо не интересовал в приложении к тепловым аэростатам. Для себя я вывел в воздухоплавании закон № 1: от полетов надо получать удовольствие. Это - самое главное. Мне всегда нравилось просто летать, участвовать в интересных проектах. Я много раз сбрасывал парашютистов. В 1997 г. в своей статье в «Воздухоплавателе» я об этом рассказывал. Есть у меня друзья-парашютисты, которые провели ряд интересных проектов со скайсерфером (человек, который прыгает на лыже). Они недавно совершили прыжок с оболочки (с купола). Сейчас готовится еще проект. Один аэростат поднимается на 2000 м, другой - на 1000 м. С верхнего выпрыгивает парашютист на оболочку нижнего, переползает в корзину, надевает другой парашют и прыгает уже на землю. У иностранцев такое было, и я не вижу никаких препятствий, почему бы не сделать это у нас.
—Я поняла, любовь твоя - это газовые аэростаты.
—Да, есть куча всяких идей совершить дальние перелеты. Среди аэростатов газовый - серьезней, и полет длительней, но тут проблема не столько даже финансовая, сколько разрешительная. У меня есть красивый проект «пузыри ветра»: собрать гирлянду из небольших шаров-зондов, диаметром 1-2 м, подняться на них на высоту 3000 м и с них прыгнуть. Сымитировать ситуацию, которую показывают в кино: человек продает шары и улетает на них в небо. Можно сделать просто красивую акцию: с одного шара вести съемку. В общем, финансовых затрат никаких, только нужна группа энтузиастов, кто хочет поучаствовать в подготовке. Если кто через журнал откликнется - хорошо. Место есть, газ есть.
Участвую - сам летаю, в фиестах. Традиционно уже езжу в Нижний Новгород. Очень нравится там. Полеты очень красивы, не сравнить с Москвой. Над Москвой летал много раз, но ничего интересного. Очень понравилось на Кавминводах - хотя полетов было мало. Особенно понравился полет над горами: в облаках видимость ноль, страшно, ориентируешься только по приборам. Когда вошли в облако, понимаешь, что надо идти вдоль склона и держать постоянную скорость набора высоты (идти в наборе), но не передержать, не уйти высоко. По наитию мы перевалили хребет, вышли в горизонт и увидели под собой землю. Нижняя кромка облаков – видимость была метров 30. Полет редкостный по своей экстремальности и красоте. Шары и «экстрим» - понятия не такие уж и совместимые. Я считаю, что аэростат – самый демократический вид воздушного судна, который позволяет практически любому человеку подняться в небо. В воздухоплавании я ловлю впечатления, это какая-то романтика. «Экстрим» для меня – это парашютный спорт, неисчерпаемый по своим ощущениям – там любой прыжок можно превратить в подвиг. А здесь - красивые ощущения. Люблю новые места.
—А как ты все успеваешь?
—С трудом. Времени ни на что не хватает. Так получается, что на парашютный спорт, воздухоплавание время тратится по остаточному принципу. Фирма многопрофильная, на ней работает 40 человек. Моя фирма выпускает газовые малообъемные аэростаты и широкий спектр рекламной продукции – от «наружки» до сувенирной. Фирма целиком производственная, осваивает новые технологии. Аэростаты наши рекламные, хотя они могли бы сгодиться и для более серьезных проектов, как-то: зондирование слоев атмосферы, поднятие аппаратуры - радиостанции, ретрансляторы, но, к сожалению, спрос на это настолько мизерный, что тема остается абсолютно невостребованной, хотя потенциал есть.
—«Экосфера» даст возможность желающим пилотам полетать на настоящих газовых аэростатах?
—Так есть три оболочки газовых аэростатов, они лежат в Долгопрудном. Для этого нужно нормальное разрешение получить, причем это надо делать не в Москве, а в средней полосе России. Но газ гелий очень дорогой. Если летать, то на водороде.
—Это же опасно!
—Как опасно? Весь мир летает на водороде! Кубок Гордона-Беннетта проходит, насколько я знаю, «на водороде». Себестоимость одного полета на газовом аэростате, наполненном гелием, долларов 500-600. Поэтому надо летать на водороде. Было бы замечательно, если к этому подключить Шифрина, базу ЦАО - и место есть, и обеспечение полетов. Я сейчас не знаю, как там обстоят дела. Попробовать возродить можно было бы– собрать группу энтузиастов и сделать полет на газовом аэростате. Сложного тут ничего нет.
—Насколько действенна реклама на аэростате?
—Рубеж 1992-1994 гг.- времена бешеной инфляции. Рекламный рынок еще не вырос как таковой. Было время «снятия сливок». По 40-50 летных дней в месяц. Это когда по 4-5 аэростатов одновременно висели в Москве. Вся Москва была завешана аэростатами. Рекламный рынок вырос, стал многопрофильным. Все цены пришли в равновесие. Сейчас, грубо говоря, в Москве есть места, где поставить на месяц рекламный щит стоит 300 долларов. А поднять аэростат тепловой или газовый на день - то же самое. Реклама на аэростатах, коллеги меня поддержат, идет как изюминка рекламной кампании, что-то запоминающееся. У фирмы есть план рекламных расходов: печать, TV, «наружка». И это все очень хорошо дополняют аэростаты, пневмофигуры. Имея десятилетний опыт в этом бизнесе, скажу, что действует это сильно. Многие фирмы, имеющие филиалы в разных регионах, часто заказывают рекламу на аэростатах и пневмоконструкциях. Это действенно и запоминаемо. У нас еще не так развита экономика, и климат не очень подходящий для обилия установок пневмофигур и аэростатов спецформы. Но эти времена еще впереди.
—Какой из полетов тебе запомнился?
—В Нижнем Новгороде. Взлетели. Моросил дождик. Мне досталась оболочка класса АХ-9, дали нижегородцы. В корзине у меня было 6 человек. Я посчитал загрузку – нормальная. Тут хлынул ливень. Ну, ничего страшного, сейчас, думаю, сяду. Но садиться было некуда. Город, город, потом Волга. Сильнейшая облачность. Мы летели в 70 метрах над рекой, но воды не видели – только рваные облака. Дождь все усиливался. Оболочка охлаждалась мгновенно, т.е. шар еле держался в горизонте. Баллон выжигался за 15 минут. Когда я перелетел Волгу, у меня остался один баллон. Думал, сяду на другом берегу Волги, а меня вынесло на Волжский стекольный завод, за которым сплошная частная дачная застройка. Мне стало не по себе. Я, конечно, шутил, разговаривал с пассажирами, а руки тряслись и ходили ходуном. Метрах в 70 рядом шел Сергей Воинов, но я его не видел, только слышал вспышки. Пытался сесть в какой-нибудь из дворов, не могу. Смотрю - небольшой пустырь. Стал заходить на него, снижаться. Шар настолько тяжелый, что еле удерживаю его в горизонте, работая двумя горелками. При снижении впереди увидел ЛЭП, которая была уже выше меня. Выплыла из тумана, видимость была метров сорок-пятьдесят. Я приложил все усилия, работая горелками, чтобы ее перескочить, но мы зацепили верхний провод бортом корзины и повисли на нем. Я схватил провод рукой и увел под дно корзины, чтобы отцепиться от ЛЭП. Я просто знал, что он «нулевой». Приземлились в первый попавшийся огород. Думал подержать немного оболочку - посушить. Делаю еще один «пшик» горелкой, и у меня… кончается газ. Вот в этот момент я почувствовал настоящий испуг. У меня после этого была «ломка» дня два – боялся подходить к шару. Всегда будет лучше погода, чем та, в которой ты находишься. А испортилась погода мгновенно. Я позавидовал в тот день тем, кто не пошел в полет, остался на земле. Хотя не могу сказать, что я неопытный пилот. Парашютный спорт обостряет все чувства, особенно чувство опасности – начинаешь предвидеть все. Нет горячности. И моя ошибка состояла в том, что не надо было лететь, надо было лишний раз посмотреть в небо. Чего и всем желаю.
—А что ты думаешь о месте проведения чемпионата?
—Из того, что я знаю, есть два великолепных места. Это - Рыльск Курской области: кругом поля и замечательная сеть дорог. Но надо «шевелить» местную администрацию. Это не Великие Луки. Погода здесь лучше. Второе место – окрестности Волоколамска, там тоже поля, хорошая сеть дорог, рядом аэродром, есть для размещения дома отдыха – Ярополец и т.д. Я там прыгал с парашютом, все места эти облетал. И к Москве близко – примерно 110 км.